В рубрике Jazz Room - интервью с одним из ведущих джазовых музыкантов России, мультиинструменталистом, аранжировщиком и композитором Владимиром Нестеренко.
Володя, как и когда в твоей жизни появилась музыка?
Мои родители - музыканты, пианисты. Они познакомились во время учёбы в Петрозаводской консерватории, потом по распределению отправились работать на Кавказ в Нальчик, В итоге, остались там, живут и работают по сей день. Мама много лет заведует кафедрой фортепиано в Северо-Кавказском государственном институте искусств. Папины родители, кстати, тоже были музыкантами. Моя бабушка была в числе тех, кто поднимал культуру в Кабардино-Балкарии, так что я музыкант уже в третьем поколении, поэтому вариантов не попробовать заниматься музыкой попросту не было. Сначала, как и у многих детей, потому что “надо”, а потом - втянулся, и “пошло-поехало”. Естественно, было классическое музыкальное образование в музыкальной школе. В то же время, дома у отца была небольшая, но хорошая джазовая фонотека: Каунт Бейси, Дюк Эллингтон, Билл Эванс, Арт Тейтум... Эта музыка будоражила фантазию и вызывала интерес, хотя, должен признаться, тогда ещё не в такой степени, чтобы начать этим серьёзно заниматься. Вот хард-рок, арт-рок - это дааа! Deep Purple, Led Zeppelin, ELP, Jethro Tull - в моём случае, музыка, которой “заболеваешь” лет в 13-15, и она уже остаётся с тобой навсегда. Классическая музыка на тот момент присутствовала, скорее, как домашнее задание по специальности, сольфеджио и музыкальной .литературе, то есть материал, который нужно выучить и достойно исполнить. Уже позже именно джаз стал для меня той музыкой, в которой со временем сложился паззл: стараешься действовать максимально продуманно и рационально - и при этом, что называется, для души.
Ты рос под звуки фортепиано, на котором дома занимались родители?
Как ни странно, нет, дома родители занимались редко. Я думаю, им вполне хватало звуков фортепиано на работе. Был, правда, такой эпизод, когда мама учила дома концерт Баха. В этот момент было очень интересно понаблюдать за ней, появлялась какая-то таинственность, что ли… Вроде бы, и знаешь человека всю жизнь, и на сцене видел много раз, а вот она какая-то чуть-чуть другая… Но это было, скорее, исключение, дома происходила именно семейная жизнь.
Почему ты выбрал флейту как второй инструмент?
Мы были очень дружны с семьёй замечательного флейтиста и педагога Евгения Николаевича Анисимова. Когда я учился в музыкалке, классе, наверное, в пятом, он неожиданно для всех предложил: “А давайте я вашего мальчика на флейте ещё поучу, пусть у него будет второй инструмент!”. Родители не возражали, мальчик не возражал, сказано - сделано. Музыкальную школу, в итоге, я так и закончил по двум инструментам. Дальше по такой же схеме было музыкальное училище, а в момент поступления в ВУЗ и переезда в Москву было решено “сделать ставку” на флейту из тех соображений, что оркестровому музыканту легче будет найти работу, что впоследствии оказалось вовсе не очевидно.
Родители спокойно отпустили тебя в такую даль?
В Москве жили оба моих деда, мы почти каждый год приезжали к ним в гости, поэтому сам город не был для меня terra incognita. Тем не менее, адаптация, конечно, проходила не сразу и не гладко. Всё-таки, приезжать на время и жить постоянно - это огромная разница. Ну, да ладно, это было очень давно...
Сейчас у тебя в приоритете фортепиано?
Не совсем так. В приоритете то, что более востребовано на данный момент. Я с равным удовольствием и, надеюсь, достаточным профессионализмом, играю и на флейте, и на фортепиано, и на органе. Это и концерты, и работа в театре, и записи на студии, и джазовые джем-сейшны.
Кроме того, что ты импровизируешь и делаешь это захватывающе и действительно мастерски, ты же ещё пишешь свою музыку?
Каждый джазмен в той или иной степени композитор. Джазовая импровизация - это язык, который нужно учить как любой другой, например, иностранный язык со своим алфавитом, словарём, грамматикой и фонетикой. Когда ты достаточно овладел языком, выучил некое количество избранных цитат, тебе начинает хотеться рассказать свою собственную историю. Ты делаешь это, импровизируя на известный материал, ведь импровизация, по сути, и есть композиция, только спонтанная, в реальном времени, а потом возникает желание сочинить что-то своё, характеризующее именно тебя, твой опыт и вкус. У меня нет формального композиторского образования, но есть ряд “опусов”, которые записаны на пластинки и играются на концертах.
В концертах предпочитаешь играть свои композиции?
По-разному. Я же играю не только свои концерты, а как сайдмен участвую в нескольких коллективах и играю их музыку или выбранные ими джазовые композиции. Если это мой концерт, пара-тройка авторских пьес там, конечно, прозвучит. Помимо этого, у меня есть несколько трибьютных программ - музыкальных посвящений мастерам прошлых лет, в частности, Биллу Эвансу, Чарльзу Мингусу, Джимми Смиту, где моя авторская музыка была бы не очень уместна.
В одном из интервью о тебе написали “полиинструменталист”. Чем отличается полиинструменталист от мультиинструменталиста?
Практически ничем. Приставка “поли” из греческого, а “мульти” из латыни. Вот и вся разница. Человек, умеющий прилично играть более, чем на одном музыкальном инструменте.
Давай перечислим на каких инструментах ты играешь.
Фортепиано, флейта, Хаммонд орган и с недавних пор духовой церковный орган. Что интересно, каждый из клавишных инструментов требует собственных, зачастую диаметрально разных, приёмов игры. Их диктует природа инструмента: фортепиано - клавишно-ударный, орган - клавишно-духовой, а Хаммонд - где-то посередине. Внешняя схожесть, но совершенно разные выразительные средства.
Я думаю, читателям будет интересно узнать в чём принципиальная разница.
Прежде всего, несколько слов отдельно о Хаммонде. Очень интересная история. Это электро-музыкальный инструмент, который спроектировал американский инженер и изобретатель по фамилии Хаммонд в 30-ыее годы 20-ого века, как недорогую альтернативу духовым органам для церквей. В итоге, вышло так, что инструмент начали активно использовать и блюзмены, и джазмены, и рокеры. Итак, сравним фортепиано и Хаммонд: у фортепиано есть педаль, которая держит молоточки в приподнятом состоянии, и звук длится даже после снятия рук с клавиш - у органов эта опция отсутствует. Но у Хаммонда есть замечательный выразительный инструмент - педаль громкости, которая позволяет делать нарастание/затухание громкости на одном звуке, что невозможно на фортепиано. Кроме того, каждая конкретная нота на фортепиано будет всегда одна и та же по звуковысотности, в органах же звук формируется по принципу обертонового ряда, то есть, в зависимости от того, какие регистры ты используешь - на духовом органе это набор труб разного размера, на Хаммонде - система вращающихся колёс. Это очень интересно, но мы так завязнем, если подробно будем об этом говорить… В итоге, на одной и той же ‘кнопке“ (клавише) может быть не один и тот же, а несколько разных по высоте звуков. Далее: Хаммонд и духовой орган. На духовом органе нет педали громкости, а на Хаммонде правая нога практически постоянно работает с педалью громкости, добавляя/убавляя звук, чтобы добиться “дыхания” в музыке, “живого” звучания. Напоминаю, ты не можешь этого сделать просто пальцами! Покачивая же педаль, получаешь волнообразную’ динамику, звук “дышит”. На духовом же органе должны быть задействованы обе ноги - это совершенно другая техника.
Где в Москве можно послушать настоящий орган Хаммонда?
Это очень хороший вопрос Он сродни тому вопросу, где в Нью-Йорке можно послушать хорошую балалайку! В специальных “нишевых” местах. В Москве - это мансарда Клуба Алексея Козлова и несколько студий звукозаписи, в некоторые из них не так просто попасть. Для нас этот инструмент, скорее, экзотика и на всю огромную страну настоящих аналоговых Хаммондов на концертных площадках по пальцам пересчитать: один в Джазовой Филармонии в Санкт-Петербурге, один в Уфимском джаз-клубе и один в Коктебеле в джаз-кафе “Богема”.
А духовой орган?
С этим легче: в трёх залах консерватории, в зале им. Чайковского, в Доме музыки, в Гнесинской академии, в Музее им. Глинки, в трёх, как минимум, соборах, много где. У органистов огромный репертуар от барочной музыки до самой современной.
Какую музыку ты исполняешь на духовом органе?
Я взаимодействую с этим инструментом в чём-то по наитию, интуитивно пытаясь реализовать знакомые схемы, подбирая какие-то уместные, на мой взгляд, решения. Возможно, профессиональным органистам что-то показалось бы наивным, но, по крайней мере, креативность и нестандартность присутствуют “во весь рост”. Играю некие фантазии на джазовые стандарты и свои темы.
Орган - это инструмент и для импровизации?
Любой инструмент пригоден для импровизации. Отстукиваешь ты, условно, палкой по дереву какой-то ритм - и эти палка с деревом становятся твоим инструментом для импровизации. А орган - конечно же, да. В барочные времена органисты фуги импровизировали!
О тебе говорят, что ты единственный джазовый органист в России. Это так?
Что касается Хаммонда, наверное, это в чём-то справедливо, потому что уже лет десять я более - менее регулярно играю концерты в формате органного трио. Знаю ещё нескольких людей, интересующихся этим инструментом, но, пожалуй, упрямее себя ещё не встречал. Есть среди классических органистов люди, импровизирующие и играющие джаз. Например, замечательный Владимир Викторович Хомяков, мастер и кудесник органных наук из Челябинска, который проводит ежегодный уникальный фестиваль “Джаз на большом органе”, и Вячеслав Золотовский, который преподаёт в консерватории в Нижнем Новгороде. На фестиваль к Хомякову мы, кстати, в сентябре поедем с вибрафонистом Иннокентием Ивановым с дуэтной программой. Поначалу мне даже сложно было вообразить такое сочетание тембров, но стоило начать репетировать - и оказалось, что это очень жизнеспособный “альянс”. Недавно мы сыграли концерт в Англиканском соборе св. Андрея, я очень воодушевлён этим опытом - и искренне рекомендую, если кто-то из читателей будет в Челябинске 21-24 сентября, обратить внимание на фестивальные концерты!
Чем твоё внимание привлёк Хаммонд-орган?
Как я уже сказал, с юности мне нравился арт-рок и, в частности, группа “Эмерсон, Лэйк и Палмер”. Именно у них я и услышал впервые этот специфичный звук, который запал мне в душу. Позже в Москве в студии я столкнулся с этим инструментом, когда понадобилось записать органные партии для нескольких рок-песен, и эта живая встреча заставила задуматься всерьёз о том, чтобы начать что-то делать на органе.
Кого из органистов слушал? Кто нравится?
Парадоксально, но на тот момент джазовых органистов я не слушал, эта история не была в фокусе внимания. Скорее, меня интересовали пианисты, которые играли в похожей технике, исполняя левой рукой партию баса, а правой - импровизацию и аккомпанемент - например, Ленни Тристано и Дэйв МакКенна. Позже начал слушать уже целенаправленно органистов. Хронологически первый из них - великий Фэтс Уоллер. Возникновение же органного трио (орган, гитара, барабаны) связывают обычно с именем Джимми Смита. И, конечно, нужно сказать про замечательного Ларри Янга и наших современников Джоуи ДиФранческо, Ларри Голдингса и Джареда Голда.
Твой второй альбом “Органология” записан именно в формате органного трио?
Да, это вторая моя пластинка и первая в нашей стране в формате органного трио. До нас таких записей в России не было. Всё состоялось благодаря замечательному человеку - Николаю Богайчуку. Он и по сей день является продюсером многих джазовых записей и имеет огромный жизненный и профессиональный опыт. Я пришёл к нему с идеей записать пластинку, принёс наброски пьес, что-то, что уже исполнялось, были записи с концертов. Он благосклонно отнёсся к идее и материалу, и мы “запустились”. В альбом вошли, в основном, мои авторские пьесы плюс две песни Битлз в моей аранжировке. Нам были предоставлены три дня студийного времени и творческий “карт-бланш”. Это было замечательный опыт. Мы - это Саша Зингер на барабанах, Максим Шибин на гитаре и в двух пьесах Сергей Баулин на саксофоне играли в своё удовольствие, а потом я выбрал лучшие, на свой взгляд, дубли.
Есть ли специфика технических приёмов для музыкантов, которые играют в органном трио?
Специфика есть, скорее, для самого органиста, так как в составе нет контрабаса или бас-гитары, и нужна повышенная ритмическая ответственность, скажем так. Все малейшие неточности сразу оказываются на поверхности.
Твой первый альбом называется “ZeLiБоП”. Какой подтекст у названия?
Помнишь Зелибобу - персонажа из “Улицы Сезам”, в галстучке такой? Одно время меня так называли в “тусовке”, сейчас уже и не вспомнить почему. А би-боп - это один из важнейших джазовых стилей. Вот и получилась такая игра слов.. Кроме того, “ZeLiБоП” - это заглавная пьеса на пластинке, которая по ритмике и “рельефу” мелодии очень похожа именно на би-боповую тему, этакая полушутливая стилизация. Но, в целом, мелодии и гармонический язык в альбоме из более современного “теста”. По поводу же названия - сейчас я бы не стал так называть пластинку - очень уж это неочевидно и требует пояснений.
Когда ждать следующий альбом?
Сейчас в работе пластинка, тоже органное трио с Алексеем Беккером на барабанах и Николаем Куликовым на гитаре, полностью наш авторский материал. Будет интересно и, я надеюсь, достаточно скоро. Должно получится музыкально пожёстче, чем “Органология”.
В нормальное нековидное время сколько у тебя концертов в неделю?
Месяц на месяц не приходится, но концерта три-четыре в неделю - это нормально. Недавно было пять дней подряд, что тоже вполне выносимо. Это же и есть, по сути, наш “музыкантский хлеб”.
В таком графике не выматываешься?
В хороших коллективах, как правило, происходит взаимообмен идеями и, скажем так, энергиями. В джазовой музыке тем более, это необходимейшее условие по самой сути жанра. Так что, могу и вымотаться в какой-то момент, но тут же, через минуту снова “подпитаться” от кого-то, с кем вместе нахожусь на сцене, и баланс будет восстановлен. Причём, это не “вампиризм”, ни в коем случае, а именно добровольный взаимообмен.
Что сложнее сыграть - концерт в знакомом московском джаз-клубе или большой концерт-тысячник?
В принципе, в обоих случаях ощущения схожие. Главное - это музыкальный материал и состав ансамбля, то есть с кем и что ты играешь. Размер комнаты, грубо говоря, не имеет какого-то решающего значения. В большом зале, может быть, в чём-то праздничнее и наряднее, но не факт, что благодаря этому “праздничнее и наряднее” будет музыка.
Как же адреналин от внимания тысячи человек? Ты взаимодействуешь с аудиторией?
Адреналин может и помогать, и мешать. Во многом это связано со степенью ответственности и, если это мой ансамбль, я, скорее, постараюсь как раз максимально абстрагироваться от внимания тысячи человек, чтобы выстроить звучание и контакт на сцене, по крайней мере, первые пару пьес, а если я часть команды человека, которому доверяю, а без этого вряд ли мы играли бы вместе, тут попроще. Кроме того, если это концерт моего ансамбля, то я взаимодействую на уровне некоего конферанса, рассказываю какие-то истории, связанные с той или иной пьесой, стараюсь “взбадривать” интерес к происходящему, “не терять зал”.
Я, в большей степени, про энергетической обмен.
Для меня, прежде всего, важен этот самый обмен с теми, с кем ты находишься на сцене. Как правило, если происходит зацепка друг за друга на сцене, публика в зале это считывает, и, когда музыканты получают удовольствие от совместной игры, этот азарт и радость естественным образом транслируются в зал, происходит вовлечение в процесс, слушание становится более заинтересованным.
Сколько в Москве концертных залов, в которых ты регулярное выступаешь? Вообще, сколько в столице концертных залов, где играют джаз не “для покушать”?
Больших профильных концертных джазовых площадок нет и не знаю, есть ли где-то в мире. Может быть, только Филармония джазовой музыки в Санкт-Петербурге, но там тоже, кстати, кушают. Вообще, и в Концертном зале Чайковского, и в Большом зале консерватории, и в Зарядье проходят джазовые концерты - сейчас в программах много где присутствует джазовые направление.
Ты участвовал в составе группы Грегори Портера, когда он приезжал в Россию. Расскажи об этом.
Это было на заре его карьеры, наверное, 2006-07-ой годы. Первые его приезды в Россию и Украину организовал басист и бэнд-лидер Аркадий Овруцкий, в ансамбле которого я тогда постоянно участвовал, и мы много поездили по двум странам, сыграли несколько десятков концертов, в том числе, и с биг-бэндом, который Аркадий организовал из гарлемских музыкантов. Серьёзный был проект. Грег - милейший человек, романтик и лирик, с детства любит Нэт Кинг Коула, так что, сама понимаешь, в какую сторону этот вектор. При этом, он очень по-актёрски мощный артист. Когда он пел “Work Song” Нэта Эддерли, то преисполнялся такого “праведного гнева”, такая ярость была в глазах, такими резкими становились движения, что страшно становилось: “Сейчас он точно что-нибудь на сцене разломает!”, но обходилось без “вандализма”. У меня такое ощущение, что лет пять, как он взлетел на качественно более высокий уровень, и, наверное, тогда, когда музыкально оформился его авторский материал. А в сочетании со знанием джазовых традиций и несомненным личным обаянием пришёл заслуженный успех.
Личное наблюдение: по тембру его голос очень напоминает голос Курта Эллинга.
На мой слух, у Эллинга чуть более атакующий и “собранный” голос, у Грегори более мягкий и бархатный, но что-то общее, безусловно, есть. Их голоса, к тому же, очень близки по диапазону. Мне посчастливилось аккомпанировать Курту Эллингу на его мастер-классе в Санкт-Петербурге, на котором мы вместе исполнили спонтанно пару стандартов в дуэте. Он - великолепный мастер, “считывает” аккомпанемент моментально, взаимодействует, предлагает идеи, и он, кстати, действительно взаимодействует с публикой и, конечно, он настоящий американский performer-entertainer.
Когда и с кем ты играл в Blue Note?
Это был гала-концерт после стажировки в Thelonious Monk Jazz Institute при New School University в Нью-Йорке в 2005-ом году, во время которой с нами занимались замечательные педагоги и была сделана большая программа, в которой в качестве приглашённых звёзд принимали участие легендарные музыканты - трубач Кларк Терри, саксофонист Джимми Хит и пианист Кенни Баррон.
Выступление с такими звёздами - большое событие в жизни музыканта, которым можно гордиться.
В целом, была некая эйфория от пребывания там. Мы приехали сильной командой - Саша Машин, Макар Новиков, Дима Мосьпан, Женя Соколовский. Всё было естественно, в рабочем порядке. Например, когда мы репетировали в New School, зашёл какой-то дедушка и во время паузы говорит: “Вот эту часть лучше не в тарелку, а в хэт играть”. Когда он ушёл, Саша Машин спросил, кто это. Оказалось, что Чико Хэмилтон, великий барабанщик. Потом ещё один дедушка зашёл, в свитерочке, а я по рассеянности поставил стакан с водой на рояль. Он походил-походил по сцене, послушал, а потом: “Извините, давайте я стаканчик уберу с рояля”, и ушёл. Мы такие: “А это кто?”, а это Рэджи Уоркмен, контрабасист, который играл с Колтрейном, а сейчас преподаёт в New School. Знаешь, состояние не то, чтобы гордости, а как в “Алисе в стране чудес”: “творится невидаль всё страньше и страньше”, но отношение к этому было спокойное - наблюдаешь и существуешь в обстоятельствах.
Ты малоэмоциональный человек?
Нет, ни в коем случае. Я скорее многоэмоциональный человек, избыточно порой.
Есть какие-то дополнительные опции, которые помогают в жизни? Как перенёс время карантина?
Я, к сожалению, или к несожалению, не владею другими специальностями, которые, в случае чего, позволили бы “переквалифицироваться в управдомы”, поэтому все “дополнительные опции” связаны только с музыкой. Я даже не знаю, что тут считать “дополнительным” - концертную деятельность, преподавание или студийную работу? Этот баланс сил всегда разный. В пандемию было, конечно, непросто, как и всем, я думаю, но мы с семьёй не сидели безвылазно дома, благо, практически через дорогу есть лес, ходили, гуляли… В какой-то момент, поняв, что начинаю “завяливаться” и терять форму, я решил выходить в прямой эфир со спонтанными сольными фортепианными “квартирниками”. Это оказалось интересной затеей, происходил своего рода интерактив, общение с друзьями посредством комментариев, какие-то диалоги с внешним миром посредством музыки. Пандемия - опыт, который, многих из нас хорошо “переформатировал”, и эта история ещё явно не закончена. Неровен час, обнаружат ещё какой-нибудь “супер-штамм” лекарствоустойчивый и опять будем дружненько “сидеть по норкам”...
Где преподаёшь? Насколько тебе это интересно?
В Гнесинской Академии и Институте Современного Искусства, провожу мастер-классы в рамках конкурса “Рояль в Джазе” в училище на Ордынке, есть и частные ученики. Преподавать, на самом деле, очень интересно. Проговаривая какие-то вещи вслух, добиваясь чётких формулировок, что-то показывая ученику на инструменте, сам в процессе начинаешь что-то лучше и системнее понимать, видеть как бы “со стороны” свою игру, более критично относиться к себе. Крайне полезное ощущение.
Бывает, что ученики раздражают?
Конечно. Надо сдерживаться. Получается не всегда, увы.
С детьми занимаешься?
Остерегаюсь и, как правило, отклоняю такие предложения, потому что у меня нет достаточного опыта постановки рук, хорошего знания детской физиологии, а это очень важные вещи. Я занимался джазом с двумя замечательными детишками, но там шла речь именно про какие-то ритмические штуки, про свинг, про блюз, про фразировку, без вмешательства в физиологическую “кухню”.
Если опустить тему пандемии за скобки, в общем, можно сказать, что джаз стал более востребованным и популярным в России?
В какой-то момент да, лет пятнадцать, наверное, назад. Это было во многом связано с деятельностью Игоря Бутмана, Даниила Крамера, таких, знаешь, “локомотивов”. Благодаря Бутману к нам хлынул невероятный поток “фирмачей”, джаз стал реальным, осязаемым, стало видно, как люди работают на сцене здесь и сейчас, и это огромная мотивация для студента, да и для любого музыканта, который хочет развиваться. Понимаешь, это чем-то похоже на вашу историю с виски: не скажу, что “секта”, но вещь, по-своему, культовая и нишевая, для подготовленных ценителей. Так и с джазом. Это музыка очень открытая, коммуникабельная, которая легко срастается с разными другими стилями, но массовой не становится. Поэтому, мне кажется, что некий пик востребованности достигнут, а с поп-культурой тягаться не имеет смысла.
Кстати, я недавно видела в youtube твоё выступление в составе группе Анжелики Варум на “Квартирнике у Маргулиса”. И насколько знаю, ты сейчас сотрудничаешь с Семёном Слепаковым. Тебе комфортно в других неджазовых условиях и звучаниях?
Во-первых, в обоих этих коллективах играют замечательные джазовые музыканты, мы знаем друг друга много лет, что по-человечески это очень комфортно. А во-вторых, у Анжелики Варум, например, сейчас намного больше джазовых элементов в программе. Её новый альбом - это, в основном, босса-нова и “приджазованный” поп, что связано с приходом в команду нового автора, с которым мы давно знакомы и сотрудничаем. Зовут этого человека Садо Новосадович. По сути, я пришёл к Варум не сам по себе, а как член уже сложившейся команды. Как по мне, музыка получается достойная и вкусная. С Семёном такая же история. Мы познакомились на съёмках Comedy club, куда меня позвали работать в stage band (оркестр на сцене), опять же, друзья. И получилось, что с самых первых его публичных появлений в роли “барда-десятника” наша команда была рядом. Собственно, сотрудничество продолжается.
Какую музыку слушаешь не из профессиональных соображений?
Есть такой термин - профессиональная деформация. У меня слух уже так настроен, что невозможно просто слушать музыку просто “для удовольствия”, не анализируя её, не пытаясь понять, как она устроена. Если что-то нравится, подсознательно начинаешь разбираться - что именно, почему, и как это можно использовать, или наоборот - сразу “не заходит” и становится досадной помехой, от которой хочется поскорее избавиться.
Ты принимал участие в нескольких клубных вечерах-дегустациях в клубе. Как тебе такой формат выступлений?
Замечательный формат. Я чётко понимаю свою задачу в этот момент - создать настроение и доброжелательную атмосферу Начинаем мы, как правило, очень негромко, камерно, а по мере “разогрева” людей и сами немного “поддаём газа”. Это интересно - стараться быть с гостями на одной волне, попадать в резонанс. В целом, у вас все подобные мероприятия, на которых я присутствовал, проходят очень тепло и по-доброму.
Благодарю за интервью. Всегда рады видеть тебя в клубе в качестве музыканта, гостя и друга!
Специально для Whisky Rooms J.Смóлян
